Кровавое вино плеснуло на стенки бокала. Только оно сейчас могло помочь мне - красное, как кровь, вино. Забыться и не думать.

        Мы четвертый день на позиции. Скалистая местность, масса маленьких ущелий и расщелин, очень удобных для укреплений и засад. Возвышенность к тому же. Однако объединенная армия союзников что-то задерживается. Мы тоже не двигаемся ни вперед, ни назад: слишком дорого обошлись последние дни, эти чертовы асторийцы напирали, как одержимые, пока мы не надавали им по шее.

        Сквозь полог палатки доносятся голоса солдат. Среди нас много легкораненых - всех тяжелых вывезли еще позавчера. Летающие крепости похожи на летающие госпитали. Потери сильно выше, чем ожидало командование, союзники уже близко. Плевать, нас все равно больше, а наша техника намного лучше, чем у этой южной швали. Нас закалил север.

        Я отпиваю долгий глоток. Вино терпкое и приятное на вкус, совсем не похоже на кровь. Кровь, да… Она веселит меня. Только война - вот и все, что осталось. Больше ничего. Вино и битвы заполнят пустоту внутри меня.

        Налит второй бокал.

        Слышен голос Джаджуки. Он слишком тих, чтобы разобрать слова. Может, это и к лучшему. Я не хочу видеть этого скота.

        Бокал выпит залпом. Наливаю третий. Так и слышу голос Фолкэна: "Диланду, напьетесь."

        Предатель. Ненавижу.

        Если выбран путь, то надо пройти по нему до конца, даже если сам путь - ошибочен. Я не Фолкэн, я не стану предателем.

        Лучше погибну в бою. Не хочется жить.

        Отпиваю еще - ага, легкое головокружение, содержимое первого бокала наконец-то дошло до головы. Ничего, скоро это пройдет, и тогда все будет хорошо. Тогда не страшно будет умирать.

        Когда-то я хотел вспомнить свое прошлое. Теперь я знаю свое истинное лицо. Никакой огонь не сравнится с тем ослепительным белым светом, разорвавшим стену немой тьмы, смывшим скверну измененной судьбы.

        Меня, Диланду Альбато, не существует. Меня никогда не было.

        Это дурачье - мои ребята - чувствовали во мне тебя, женщину. Поэтому они защищали и опекали меня. Они прощали меня за тебя!! Ты всегда рвалась из самой глубины моего сердца. Теперь я понял это.

        Ты слишком хороша и мила. Тебя невозможно не любить. Только я, твое оскверненное тело, могу тебя ненавидеть.

        Четвертый бокал, бутылку - под стол.

        Твой брат… Черт, я завидую, у тебя есть брат!! Клянусь, это настоящий воин и достойный враг. С ним можно сражаться - не то, что с этим стихийным бедствием по имени Ван Сланзар де Фанел… Язык сломаешь на этих южных именах.

        Я помню все. Помню, как Аллен обнимал тебя за плечи - меня за плечи - и, заглядывая в глаза, повторял, как заведенный: "Селена... Это правда ты, Селена?" Тогда мы оба не могли связать и двух слов - ни ты, потерявшая память, ни я, погруженный в оцепенение. Твой брат отогрел нас - помнишь? Одел, накормил… Ни черта ты не помнишь, безмозглая кукла!! Он заботился о нас обоих - но только потому что это была ты! И тебе было все равно! Все равно…

        Но со мной впервые обращались так… ласково…

        Селена, смог бы твой брат полюбить и меня?

        Нет.

        Ну вот, бокал разбил. Надо же было так метко попасть в центральный столб палатки, да еще будучи в поддатом виде…

        Плевать, все равно идти за второй бутылкой, прихвачу запасной бокал.

        Срезаю сургуч кинжалом. Штопор куда-то завалился, поэтому проталкиваю пробку внутрь. Вообще, я этого не люблю - пробка изрядно портит вкус вина, особенно если проболтается в нем больше суток. Но у меня такое чувство, что эта бутылка не проживет и двух часов.

        Воспоминания захватывают меня в водоворот…

    …Из темноты - высокий нечеловеческий силуэт с добрыми глазами. Почему-то я сразу доверился этому Льву, хотя его первый рапорт был самым неутешительным в моей жизни. До нашей встречи я еще надеялся (идиот!) что хоть кто-то выжил в той резне на границе Фрейда, но теперь я окончательно поверил в то, что ребят больше нет.

        "Кто ты? - Джаджука, единственный солдат в Вашем распоряжении…"

        У меня больше нет ни одного солдата.

        Как это... унизительно.

        Я... Я не хочу больше жить. У меня нет никого, на кого можно опереться - ни любви, ни друзей, ни даже боевых товарищей. Люди избегают моего общества и... жалеют придурка. Я СЫТ ПО ГОРЛО ВАШЕЙ ЖАЛОСТЬЮ!!

        Не хочу думать.

        Сдохнуть, сдохнуть, сдохнуть - как собака - от полного, затопляющего отчаянья. Если судьба - быть одному всю жизнь, то лучше я пойду ей наперекор и сдохну в этом бою. Мне не нужна жалость, а то, что нужно, никто не даст в этом паршивом мире; жалеть - это просто, попробуйте-ка полюбить! Мне нужно так немного, пожалуйста, поймите! Я просто хочу, чтобы меня любили таким, какой я есть - порочный, сволочной, трусливый и беззащитный!

        Так. Я все-таки признал свою беззащитность. Смешно-с.

        Кажется, я совсем пьян. В трезвом виде такие мысли не приходят. Дурень, да кому ты нужен? Ты же никогда и никому не был нужен. Холодно тебе от этой мысли, да? Тошнит от одиночества, да? Так за чем дело встало? В бою будет Ван... Да, он будет там. Он ищет крови. Просто проиграй поединок.

        Страшно. Мне страшно. Но скоро станет весело. Бой... он уже близко, очень близко, я слышу его горячее дыхание, оно обжигает мне кожу, опаляет лицо. Чего я боюсь, идиот? После смерти ничего не будет - ни одиночества, ни жалости, - только покой. Приди поскорее, Ван. Оборви мою судьбу.

        Полог палатки неожиданно поднимается:

        - Командир Диланду? - пригнувшись, входит Джаджука. С момента нашей ссоры, когда я наорал на него в лесу (и получил очередную порцию жалости), мы не сказали друг другу ни слова - только рапорты и вести от посыльных. Вряд ли он скажет что-либо, кроме дела. А мне бы хотелось, чтобы он сказал что-нибудь. Потому что я все еще верю... еще надеюсь... что он может стать для меня чем-то важным. Что он сможет не только жалеть меня.

        - Только что пришло распоряжение от командования. Мы выступаем с 32 дивизией к Гальфо.

        - Правда? - переспрашиваю я не глядя и встаю, едва удерживая на плечах шинель. Ноги слушаются с трудом, я действительно пьян в стельку. Если он сейчас остановит меня... я... сломаюсь. Сдамся. Поверю, что он не только жалеет, но и любит... Таким, какой я есть.

        - Наконец-то будет настоящая битва... - я смотрю в его глаза.

        Непроницаемые глаза. И...

        НЕТ! К ЧЕРТУ ЕГО ЖАЛОСТЬ!

        - Будет весело, - бормочу я.

        Сдохнуть. Да, это будет потеха...

        Я прохожу мимо, едва удерживаясь "на прямой". Мы расходимся, больше не встречаясь взглядами. Он не останавливает меня, я не оборачиваюсь.

        Полог палатки падает за спиной.

        Мне не нужна жалость.

        Ван... Я иду к тебе.